Градъ есть отстоя отъ Кыева, града стольнааго, 50 попьрищь, именемъ Васильевъ [*]. Въ томь беста родителя святаго въ вере крьстияньстеи живуща и всячьскыимь благочьстиемь украшена. Родиста же блаженаго детища сего, таче въ осмыи дьнь принесоста и къ святителю божию, яко же обычаи есть крьстияномъ, да имя детищю нарекуть. Прозвутеръ же, видевъ детища и сьрьдьчныма очима прозьря, еже о немь, яко хощеть измлада богу датися, Феодосиемь того нарицаеть [*]. Таче же, яко и минуша 40 дьнии детищю, крьщениемь того освятиша. Отроча же ростяше, кърмимъ родителема своима, и благодать божия съ нимь, и духъ снятыи измлада въселися въ нь.

     Къто исповевсть милосьрьдие божие! Се бо не избьра отъ премудрыхъ философъ, ни отъ властелинъ градъ пастуха и учителя инокыимъ, нъ — да о семь прославиться имя господне — яко грубъ сы и невежа премудреи философъ явися. ...

     Мы же пакы поидемъ на прьвое исповедание святааго сего отрока. Растыи убо телъмь и душею влекомъ на любъвь божию, и хожаше по вся дьни въ цьркъвь божию, послушая божьствьныхъ книгъ съ всемь въниманиемь. Еще же и къ детьмъ играющимъ не приближашеся, яко же обычаи есть унымъ, нъ и гнушашеся играмъ ихъ. Одежа же его бе худа и сплатана. О семь же многашьды родителема его нудящема и облещися въ одежю чисту и на игры съ детьми изити. Онъ же о семь не послушааше ею, нъ паче изволи быти яко единъ от убогыхъ. Къ симъ же и датися веля на учение божьствьныхъ книгъ единому от учитель; яко же и створи. И въскоре извыче вся граматикия, и яко же всемъ чюдитися о премудрости и разуме детища и о скоромь его учении. Покорение же его и повиновение къто исповесть, еже сътяжа въ учении своемь не тъкмо же къ учителю своему, нъ и къ всемъ учащимъся съ нимъ?

     Въ то же время отьць его житию коньць приятъ. Сущю же тъгда божьствьному Феодосию 13 летъ. Оттоле же начатъ на труды паче подвижьнеи бывати, яко же исходити ему съ рабы на село и делати съ всякыимь съмерениемь. Мати же его оставляше и, не велящи ему тако творити, моляше и иакы облачитися въ одежю светьлу и тако исходити ему съ съвьрьстьникы своими на игры. Глаголаше бо ему, яко, тако ходя, укоризну себе и роду своему твориши. Оному о томь не послушающю ея, и яко же многашьды еи отъ великыя ярости разгневатися на нь и бити и, бе бо и телъмь крепъка и сильна, яко же и мужь. Аще бо и кто не видевъ ея, ти слышааше ю беседующю, то начьняше мынети мужа ю суща.

     Къ симъ же пакы божьствьныи уноша мысляаше, како и кымь образъмь спасеться. Таче слыша пакы о святыхъ местехъ, иде же господь нашь Иисусъ Христосъ плътию походи, и жадаше тамо походити и поклонитися имъ. И моляшеся богу, глаголя: «Господи мои, Иисусъ Христе! Услыши молитву мою исъподоби мя съходити въ святая твоя места и съ радостию поклонитися имъ». И тако многашьды молящюся ему, и се приидоша страньници въ градъ тъ, иже ивидевъ я божьствь­ныи уноша, и радъ бывъ, текъ, поклонися имъ, и любьзно целова я, и въпроси я, отъкуду суть и камо идуть. Онемъ же рекъшемъ, яко отъ святыхъ местъ есмъ и, аще богу велящю, хощемъ въспять уже ити. Святыи же моляше я, да и поимуть въ следъ себе и съпутьника и сътворять съ собою. Они же обе-щашася пояти и съ собою и допровадити и до святыхъ местъ. Таче се слышавъ, блаженыи Феодосии, еже обещашася ему, радъ бывъ, иде въ домъ свои. И егда хотяху страньнии отъити, възвестиша уноши свои отходъ. Онъ же, въставъ нощию и не ведущю никому же, таи изиде из дому своего, не имыи у себе ничсо же, разве одежа, въ ней же хожаше, и та же худа. И тако изыде въ следъ страньныхъ. Благыи же богъ не попу­сти ему отъити отъ страны сея, его же и-щрева матерьня и пастуха быти въ стране сей словесныхъ овьць [*] назнамена, да не пастуху убо отъшьдъшю, опустееть пажить, тоже богъ бла­гослови, и тьрние и вълчьць въздрастеть на неи, и стадо разидеться.

     о трьхъ убо дьньхъ уведевъши м;ати его, яко съ страньныими отъиде, и абие погъна въ следъ его, тъкъмо единого сына своего поимъши, иже бе мьнии блаженааго Феодосия. Таче же, яко гънаста путь мъногъ, ти тако пристигъша, яста и, и отъ ярости же и гнева мати его имъши и за власы, и поврьже и на земли, и своима ногама пъхашети и, и, страньныя же много коривъши, възвратися въ домъ свои, яко никоего зълодея ведущи съвязана. Тольми же гневъмь одрьжима, яко и въ домъ ей пришьдъши, бити и, дондеже изнеможе. И по сихъ же, въведъши и въ храмъ, и ту привяза и, затворьши, и тако отъиде. Божьствьныи же уноша вься си съ радостию приимаше и, бога моля, благодаряше о вьсехъ сихъ. Таче пришедъши мати его по двою дьнию отреши и и подасть же ему ясти, еще же гневъмь одьржима сущи, възложи на нозе его железа, ти тако повеле ему ходити, блюдущи, да не пакы отъбежить отъ нея. Тако же сътвори, дьни мъногы ходя. По томь же пакы, умилосьрьдивъшися на нь, нача съ мольбою увещавати и, да не отъбежить отъ нея, любляше бо и зело паче инехъ и того ради не тьрпяше безъ него. Оному же обещавъшюся ей не отъити отъ нея, съня железа съ ногу его, повелевъши же ему по воли творити, еже хощеть. Блаженыи же Феодосии на прьвыи подвигъ възвратися и хожаше въ цьркъвь божию по вся дьни. Ти видяше, яко многашьды лишаеме сущи литургии, проскурьнааго ради непечения, жаляшеси о томь зело и умысли же самъ своимь съмерениемь отълучитися на то дело. Еже и сътвори: начатъ бо пещи проскуры и продаяти, и еже аще прибудяше ему къ цене, то дадяше нищимъ. Ценою же пакы купяше жито и, своима рукама измълъ, пакы проскуры творяше. Се же тако богу изволивъшю, да проскуры чисты приноситься въ цьркъвь божию отъ непорочьнаго и несквьрньнааго отрока. Сице же пребысть двенадесяте лете или боле творя. Вьси же съврьстьнии отроци его, ругающеся ему, укаряхути и о таковемь деле, и то же врагу научающю я. Блаженыи же вься си съ радостию приимаше, съ мълчаниемь и съ съмерениемь.

     Ненавидя же испьрва добра золодеи врагъ, видя себе побежаема съмерениемь богословесьнааго отрока, и не почиваше, хотя отъвратити и отъ таковаго дела. И се начатъ ма­терь его поущати, да ему възбранить отъ таковааго дела. Мати убо, не тьрпящи сына своего въ такой укоризне суща, и начатъ глаголати съ любъвию к нему: «Молю ти ся, чядо, останися таковааго дела, хулу бо наносиши на родъ свои, и не трьплю бо слышати отъ вьсехъ укаряему ти сущю о таковемь деле. И несть бо ти лепо, отроку сущю, таковааго дела делати». Таче съ съмерениемь божьствьныи уноша отъвещавааше матери своей, глаголя: «Послушай, о мати, молю ти ся, послушаи! Господь бо Иисусъ Христосъ самъ поубожися и съмерися, намъ образъ дая. Да и мы его ради съмеримъся. Пакы же поруганъ бысть, и опльванъ, и заушаемъ, и вься претьрпевъ нашего ради спасения. Кольми паче лепо есть намъ трьпети, да Христа приобрящемъ. А еже о деле моемь, мати моя, то послушай: егда господь нашь Иисусъ Христосъ на вечери възлеже съ ученики своими, тъгда приимъ хлебъ и благословивъ и, преломль, даяше ученикомъ своимъ, гла­голя: «Приимете и идите, се есть тело мое, ломимое за вы и за мъногы въ оставление греховъ». Да аще самъ господь нашь плъть свою нарече, то кольми паче лепо есть мне радоватися, яко съдельника мя съподоби господь плъти своей быти». Си слышавъши мати его и чюдивъшися о премудрости отрока и отътоле нача оставатися его. Нъ врагъ не почиваше, остря ю на възбранение отрока о таковемь его съмерении. По лете же единомь пакы видевъши его пекуща проскуры и учьрнивъшася от ожьжения пещьнаго, съжалиста зело, пакы начать оттоле бранити ему овогда ласкою, овогда же грозою, другоици же биющи и, да ся останеть таковаго дела. Божьствьныи же уноша въ скърби велице бысть о томь, и недъумея, чьто створити. Тъгда же, въставъ нощию отаи и исшедъ из дому своего, и иде въ инъ градъ, не далече сущь отъ того, и обита у прозвутера, и делааше по обычаю дело свое. По томь же мати его, яко его искавъши въ граде своемь и не обрете его, съжалиси по немь. Таче по дьньхъ мнозехъ слышавъши, къде живеть, и абие устрьмися по нь съ гневъмь великъмь, и, пришедъши въ прежереченыи градъ и искавъши, обрете и въ дому презвутерове и имъши влечаше и въ градъ свои биющи. И въ домъ свои приведъши и запрети ему, глаголющи, яко: «Къ тому не имаши отъити мене; елико бо аще камо идеши, азъ, шедъши и обретъши тя, съвязана, биющи, приведу въ сии градъ». Тъгда же бла-женыи Феодосии моляшеся богу, по вся дьни ходя въ цьркъвь божию, бе же съмеренъ сьрьдьцьмь и покоривъ къ вьсемъ.

     Яко же и властелинъ града того, видевъ отрока въ такомь съмерении и покорении суща, възлюби и зело и повеле же ему, да пребываеть у него въ цьркъви, въдасть же ему и одежю светьлу, да ходить въ ней. Блаженыи же Феодосии пребыстьвъ ней ходя мало дьнии, яко некую тяжесть на собе нося, тако пребываше. Таче съньмъ ю, отдасть ю нищимъ, самъ же въ худыя пърты обълкъся, ти тако хожаше. Властелинъ же, видевы и тако ходяща, и пакы ину въдасть одежю, вящьщю пьрвыя, моля и, да ходить въ ней. Онъ же съньмъ и ту отъда. Сице же многашьды сътвори, яко же судии то уведевъшю, большимь начатъ любити и, чюдяся съмерению его. По сих же божествьныи Феодосии шедъ къ единому от кузньць, повеле ему железо съчепито съковати, иже и възьмъ и препоясася имь въ чресла своя, и тако хожаше. Железу же узъку сущю и грызущюся въ тело его, онъ же пребываше, яко ничсо же скьрбьна от него приемля телу своему.

     Таче, яко ишьдъшемъ дьньмъ мъногомъ и бывъшю дьни праздьничьну, мати его начать велети ему облещися въ одежю светьлу на служение вьсемъ бо града того вельможамъ, въ тъ дьнь възлежащемъ на обеде у властелина. И поведено бъ убо блаженууму Феодосию предъстояти и служити. И сего ради поущашети и мати его, да облечеться въ одежю чисту; наипаче же яко же и слышала бе, еже есть сътворилъ. Яко же ему обла-ащюся въ одежю чисту, простъ же сы умъмь, неже блюдыися ея. Она же прилежьно зьряаше, хотящи истее видети, и се бо виде на срачици его кръвь сущю отъ въгрызения железа. И раждьгъшися гневъмь на нь и съ яростию въставъши и растьрзавъши сорочицю на немь, биющи же и отъя железо от чреслъ его. Божий же отрокъ, яко ничьсо же зъла приятъ от нея, обълкъся и шедъ служаше предъ възлежащими съ вьсякою тихостию.

     Таче по времени пакы некоторемь слыша въ святемь Еуангелии господа глаголюща: «Аще кто не оставить отьца или матере и въеледъ мене не идеть, то несть мене достоинъ». И пакы: «Придите къ мъне вьси тружающеися и обременении, и азъ покою вы. Възьмете ярьмъ мои на ся и научитеся от мене, яко крътъкъ есмь и съмеренъ сьрдьцьмь, и обрящете покои душамъ вашимъ». Си же слышавъ богодъхновеныи Феодосии и раждьгься божьствьною любъвию, и дыша рвениемъ божиемь, помышляаше, како или кде пострещися и утаитися матере своея. По сълучаю же божию отъиде мати его на село, и яко же пребыти ей тамо дьни мъногы. Блаженыи же, радъ бывъ, помоливъся богу и изиде отаи из дому, не имыи у себе ничьсо же, разве одежа и мало хлеба немощи деля телесьныя. И тако устрьмися къ Кыеву городу, бе бо слышалъ о манастырихъ, ту сущиихъ. Не ведыи же пути, моляшеся богу, да бы обрелъ съпутьникы, направляюща и на путь желания. И се по при­ключаю божию беша идуще путьмь темь купьци на возехъ съ бремены тяжькы. Уведевъ же я блаженыи, яко въ тъ же градъ идуть, прослави бога и идяшеть въ следъ ихъ издалеча, не являяся имъ. И онемъ же ставъшемъ на нощьнемь становищи, блаженыи же не доида, яко и зьреимо ихъ, ту же опочивааше, единому богу, съблюдающю и. И тако идьш, трьми неделями доиде прежереченааго града. Тъгда же пришедъ и обьходи вся манастыря, хотя быти мнихъ и моляся имъ, да приятъ ими будеть. Они же, видевъше отрока простость и ризами же худами облечена, не рачиша того прияти. Сице же богу изволивъшю тако, да на место, иде же бе бъгъмь от уности нозъванъ, на то же ведешеся.

     Тъгда же бо слышавъ о блаженемь Антонии [*], живущиимь въ пещере, и, окрилатевъ же умъмь, устрьмися къ пещере. И пришьдъ къ преподобьнуму Антонию, его же видевъ и падъ, поклонися ему съ сльзами, моляся ему, да бы у него былъ. Великыи же Антонии казаше и глаголя: «Чядо, видиши ли пещеру сию: скьрбьно суще место и теснеише паче инехъ местъ. Ты же унъ сыи, яко же мню, и не имаши трьпети на месте семь скърби». Се же, не тъкмо искушая и, глаголаше, нъ и прозорочьныма очима прозря, яко тъ хотяше възградити самъ местъ то и манастырь славьнъ сътворити на събьрание множьству чьрньць. Богодъхновеныи же Феодосии отвеща ему съ умилениемь: «Вежь, чьстьныи отьче, яко проразумьникъ всячьскыихъ богъ приведе мя къ святости твоей и спасти мя ведя, темь же, елико ми велиши сътворити, сътворю». Тъгда глагола ему блаженыи Антонии: «Благословенъ богъ, чадо укрепивыи тя на се тъщание, и се место — буди въ немь». Феодосии же, пакы падъ, поклонися ему. Таче благослови и старьць и повеле великому Никону [*] острещи и, прозвутеру тому сущю и чьрноризьцю искусьну, иже и поимъ блаженаго Феодосиа и по обычаю святыихъ отьць остригы и, облече и въ мьнишьскую одежю.

     Отьць же нашь Феодосии предавъся богу и преподобьнууму Антонию, и оттоле подаяшеся на труды телесьныя, и бъдяше по вся нощи въ славословлении божий, съньную тягость отвръгъ, къ въздьржанию же и плътию своею тружаяся, рукама дело свое делая и въспоминая по вься дьни псалъмьское оно слово: «Вижь съмерение мое и трудъ мои и остави вься грехы моя». Темь вьсь съ вьсемь въздрьжаниемь душю съмеряаше, тело же пакы трудъмь и подвизаниемь дручааше, яко дивитися преподобьнууму Антонию и великому Никону съмерению его, и покорению, и толику его въ уности благонравьству, и укреплению, и бъдрости. И вельми о вьсемь прослависта бога.

     Мати же его много искавъши въ граде своемь и въ окрьстьнихъ градехъ и, яко не обрете его, плакаашеся по немь люте, биющи въ пьрси своя, яко и по мрьтвемь. И запове­дано же бысть по всей стране той, аще къде видевъше такого отрока, да пришьдъше възвестите матери его, и велику мьзду приимуть о възвещении его. И се пришьдъше от Кыева и поведаша ей, яко преже сихъ 4 лет видехомы и въ нашемь граде ходяща и хотяща острещися въ единомь от манастыревъ. И то слышавъши она и не обленивъшися и тамо ити. И ни мало же помьдьливъши, ни дълготы же пути убоявъшися, въ прежереченыи градъ иде на възискание сына своего. Иже и пришедъши въ градъ тъ и обьходи вься манастыря, ищющи его. Последи же поведаша ей, яко въ пещере есть у преподобнааго Антония. Она же и тамо иде, да и тамо обрящеть. И се начать старьца льстию вызывати, глаголющи, яко да речете преподобьнууму да изидеть. «Се бо многъ путь гънавъши, приидохъ, хотящи беседовати къ тебе и поклонитися святыни твоей, и да благословлена буду и азъ от тебе». И възвещено бысть старьцю о ней, и се изиде къ ней. Его же видевъши и поклонися ему. Таче седъшема има, начать жена простирати к нему беседу многу, последи же обави вину, ея же ради прииде. И глаголаше же: «Молю ти ся, отьче, повежь ми, аще еде есть сынъ мои. Много же си жалю его ради, не ведущи, аще убо живъ есть». Старьць же сыи простъ умъмь и, не разумевъ льсти ея, глагола ей, яко еде есть сынъ твои, и не жалиси его ради, се бо живъ есть. То же она къ нему: «То чьто, отьче, ожене вижю его? Многъ бо путь шьствовавъши, придохъ въ сии градъ, тъкмо же да вижю си сына своего. Титако възвращюся въ градъ свои». Старьць же к ней отъвеща: «То аще хо-щеши видети и да идеши ныне въ домъ, и азъ шедъ увещаю и, не бо рачить видети кого. Ти, въ утреи дьнь пришедъши, видиши и». То же слышавъши, она отъиде, чающи въ приидущии дьнь видети и. Преподобьныи же Антонии, въшедъ въ пещеру, възвести вся си блаженууму Феодосию, иже, и слышавъ, съжалиси зело, яко не може утаитися ея. Въ другыи же дьнь прииде пакы жена, старьць же много увещавааше блаженааго изити и видети матерь свою. Онъ же не въсхоте. Тъгда же старьць ишьдъ глагола ей, яко много молихы и, да изидеть къ тебе, и не рачить. Она же к тому уже не съ съмерениемь начать глаголати къ старьцю, съ гневъмь великъмь въпияаше о нуже старьца сего, яко имыи сына моего и съкрывыи въ пещере, не рачить ми его явити. «Изведи ми, старьче, сына моего, да си его вижю. И не трьплю бо жива быти, аще не вижю его! Яви ми сына моего, да не зъле умьру, се бо сама ся погублю предъ двьрьми печеры сея, аще ми не покажеши его». Тъгда Антонии, въ скърби велице бывъ и въшедъ въ пе­щеру, моляаше блаженааго, да изидеть къ ней. Онъ же не хотя ослушатися старьца и изиде къ ней. Она же видевъши сына своего въ таковой скърбн суща, бе бо уже лице его изменилося отъ многааго его труда и въздьржання, и охопивъшися емь плакашеся горко. И, одъва мало утешивъшися, седе и начать увещавати Христова слугу, глаголющи: «Пойди, чадо, въ домъ свои, и еже ти на потребу и на спасение души, да делаеши въ дому си по воли своей, тъкмо же да не отълучаися мене. И егда ти умьру, ты же погребеши тело мое, ти тъгда възвратишися въ пещеру сию, яко же хощеши. Не трьплю бо жива быти не видящи тебе». Блаженыи же рече къ ней: «То аще хощеши видети мя по вся дьни, иди въ сии градъ, и въшьдъши въ единъ манастырь женъ и ту остризися. И тако, приходящи семо, видиши мя. Къ симъ же и спасение души приимеши. Аще ли сего не твориши, то — истину ти глаголю — к тому лица моего не имаши видети». Сицеми же и инеми многыими наказани пребывааше по вся дьни, увещавая матерь свою. Онъи же о томь не хотящи, ни поне послушати его. И егда отъхожаше от него, тъгда блаженыи, въшедъ въ пеще­ру, моляшеся богу прилежно о спасении матере своея и обра­щении сьрьдьца ея на послушание. Богъ же услыша молитву угодьника своего. О семь бо словеси рече пророкъ: «Близъ господь призывающиимъ въ истину и волю боящимъся его творить, и молитву ихъ услышить, и спасеть я». Въ единъ бо дьнь пришьдъши мати ему глагола: «Се, чадо, велимая вься тобою сътворю, и къ тому не възвращюся въ градъ свои, нъ яко богу волящю, да иду въ манастырь женъ, и, ту остригъшися, прочая пребуду дьни своя. Се бо от твоего учения разумехъ, яко ничто же есть светъ сии маловременьныи». Си слышавъ, блаженыи Феодосии въздрадовася духомь и въшьдъ съповеда великому Антонию, иже, и услышавъ, прослави бога, обративъшааго сьрьдьце ея на такавое покаяние. И шьдъ къ ней и много поучивъ ю, еже на пользу и на спасение души, и, възвестивъ о ней княгыни, пусти ю въ манастырь женьскыи, именуемъ святааго Николы. И ту пострижене ей быти, и въ мьнишьскую одежю облечене ей быти, и поживъши же ей въ добре исповедании лета многа, съ миръмь усъпе. ...

     о вься же дьни святыихъ мясопущь [*] святыи отьць нашь Феодосии отхожаше въ святую свою пещеру, иде же и чьстьное тело его положено бысть. Ту же затворяшеся единъ до врьбьныя неделя [*] и въ пятъкъ тоя неделя, въ годъ вечерьняя, прихожааше къ братии и, ставъ въ двьрьхъ цьркъвьныихъ, учааше вься и утешая подвига ради и пощения ихъ. Себе же недостойна творя, яко же поне и ни единоя неделе достигнути противу трудомъ ихъ. Многу же скърбь и мьчатание зълии дуси творяхуть ему въ пещере той; еще же и раны наносяще ему, яко же и о святемь и велицемь Антонии пишеться. Нъ явивыися оному дрьзати веля святому сему, невидимо съ небесе силу подасть на победу ихъ.

     Къто бо не почюдиться убо блаженууму сему, еже въ такои тьмьне пещере пребывая единъ, мъножьства пълковъ невидимыхъ бесовъ не убояся, нъ крепко стоя, яко храбъръ сильнъ, бога моляаше и господа Иисус Христа на помощь себе призывающа. И тако побуди я Христовою силою, яко къ тому не сьмети имъ ни приближитися емь, нъ и еще издалеча мьчьты творящемъ ему. По вечерьниимь убо пении седъшю ему и хотящю опочинути, не бо николи же на ребрехъ своихъ ляжашеть, нъ аще коли хотящю ему опочинути, то седъ на столе, и, тако мало посъпавъ, въстаняше пакы на нощьное пение и поклонение коленомъ творя. Седъшю же ему, яко же речеся, и се слышааше гласъ хлопота въ пещере отъ множьства бесовъ, яко же се имъ на колесницахъ едущемъ, другыимъ же въ бубъны биющемъ, и инемъ же въ сопели сопущемъ [*], и тако всемъ кличющемъ, яко же трястися пещере отъ множьства плища зълыихъ духовъ. Отьць же нашь Феодосии, вся си слышавъ, не убояся духъмь, ни ужасеся сьрьдьцьмь, нъ оградивъся крьстьнымь оружиемь и въставъ начать пети псалтырь Да­видову. И ту абие многыи трусь не слышимъ бывааше. Таче по молитве седъшю ему, се пакы бещисльныихъ бесовъ глас слышаашеся, яко же и преже. И преподобьнууму же Феодосию ставъшю и начьнъшю оно псалъмьское пение, глас онъ абие ищазааше. Сице же по многы дьни и нощи творяхуть ему зълии дуси, яко не дати ему ни мало опочинути, дондеже благодатию Христовою побуди я, и възятъ от бога власть на нихъ, яко же отътоле не съмети имъ ни прикоснутися, ни къ месту тому, иде же блаженыи молитву творяше.

     Се бо пакы бысть пакость творящемъ бесомъ въ храме, иде же хлебы братия творяаху: овогда муку расыпающе, овогда же положеныи квасъ на състроение хлебомъ разливааху и ину мъногу пакость творяще беша. Тъгда же старый иекущимъ шьдъ съповеда блаженууму Феодосию пакости нечистыихъ бесовъ. То же сь уповая, яко възятъ власть на нихъ отъ бога, въставъ вечеръ и иде въ храмъ тъ, и затворивъ двьри о себе, ту же пребысть въ немь до утрьняя, молитвы творя. Яко же отъ того часа не явитися бъсомъ на томь месте, ни пакости никоея же творити имъ, запрещениемь преподобьнааго и молитвою.

     Имеяше же обычаи сиць великий отьць нашь Феодосии, яко же по вся нощи обиходити ему келие мниховы вьсе, хотя уведети когождо ихъ, како житие. Егда бо услышааше кого молитву творяща, ти тъгда ставъ прославяше о немь бога, егда же пакы кого слышааше беседующа дъва ли или трие съшедъшеся въкупе, то же ту, ударивъ своею рукою въ двьри ти, тако отхожааше, назнаменавъ темь свои приходъ. Таче въ утреи дьнь призъвавъ я, нъ не ту абие обличааше ихъ, нъ яко же издалеча притъчами нагоня, глаголааше къ нимъ, хотя уведети, еже къ богу тъщание ихъ. Аще бо будяше брать льгъкъмь сьрьдьцьмь и теплъ на любьвь божию, то сии, въскоре разумевъ свою вину, падъ, поклоняшеся, прощения прося отъ него прияти. Аще ли будяше пакы брать омрачениемь бесовьскымь сьрьдьце покръвено имыи, то сии станяше, мьня, яко о иномь беседують, самъ чисть ся творя, дондеже блаженыи обличашеть и, и епитимиею того утвьрдяше, и отъпустяше. И тако вься прилежьно учааше молитися къ господу и не бе-седовати ни къ кому же по павечерьнии молитве, и не преходити отъ келие въ келию, нъ въ своей келия бога молити, яко же кто можеть и рукама же своима делати по вся дьни, псалмы Давыдовы въ устехъ своихъ имуще. ...

     Беаше бо по истинеЬ человекъ божий, светило, въ вьсемь мире видимое и просиявъшее всемь чьрноризьцемъ съмеренъмь, съмыслъмь и послушаниемь, и прочиими труды подвизаяся, делая по вся дьни, не дада рукама своима ни ногама покоя. Еще же и въ пещьницю часто исхожааше и съ пекущими веселяшеся духъмь, тесто мешааше и хлебы пека. Беаше бо, и преже рехъ, крепъкъ телъмь и сильнъ. Вься же стражющая бъ уча и укрепляя и утешая, никако же раслабети въ делехъ своихъ.

     Въ единъ же от дьнии хотящемъ имъ праздьникъ творити святыя богородица, и воде не сущи, преже же намененууму Феодору, сущю тъгда келарю, иже и многаа ми съповеда о преславьнемь мужи семь. Тъ же шедъ поведа блаженууму отьцю нашему Феодосию, яко несть къто воды нося. То же блаженыи, съ спехъмь въставъ, начать воду носити отъ кладязя. И се единъ отъ братия видевы и воду носяща и, скоро шедъ, възвести неколику братии, шке и, съ тъщаниемь притекъше, наносиша воды до избытъка. И се же пакы дръвомъ наколи приготованомъ не сущемъ на потребу варения, шедъ же келарь Феодоръ къ блаженууму Феодосию глаголя, яко да повелиши единому от братия, сущюуму праздьну, да въшедъ приготовить дръва, еже на потребу. Тоже блаженыи отъвеща ему: «То се азъ праздьнъ есмь, и се пойду». Таче повеле на трапезу братии ити, бе бо годъ обеду, самъ же, възьмь сочиво, нача сечи дръва. И се по отъядении излезъше братия ти, видеша преподобьнааго игумена своего секуща дръва и тако тружающася. И възятъ къждо сочиво свое, таже тако приготоваша дръва, яко же темь довольномъ имъ быти на многы дьни.

     Сице бо ти бе тъщание къ богу блаженааго и духовьнааго отьца нашего Феодосия, имяаше бо съмерение и кротость велику, о семь подражая Христоса, истиньнааго бога, глаголавъшааго: «Навыкните отъ мене, яко крътъкъ есмь и съмеренъ сьрьдьцьмь». Темь же на таковое подвизание възирая, съмеряшеся, последьнии ся вьсехъ творя и служьбьникъ, и собою вьсемъ образъ дая. На дело же преже вьсехъ исходя, и въ цьркъви же преже вьсехъ обретаяся, и после же вьсехъ излазя. Мъногашъды же пакы великууму Никону седящю и делающю книгы [*] и блаженууму въскраи того седящю и прядущю нити, еже на потребу таковууму делу. Таково ти бе того мужа съмерение и простость. И никто же его николи же виде на ребрехъ своихъ лежаща, ли воду възливающа на тело, разве тъкмо руце умывающа. А одежа его бе свита власяна остра на теле, извьну же па неи и ина свита. И та же вельми худа сущи и тоже сего ради възволочаашена ся, яко да не явитися власяници сущи на нем. О сей одежи худеи мнози несъмысльнии ругахуся ему, укаряюще его. Блаженууму же си съ радостию вься приимающю укоризну ихъ, имея убо присно на памяти слово господней темь утешая веселяшеся: «Блажени бо, рече, есте, егда укорять вы ,егда рекуть всякъ зълъ глаголъ на вы, лъжюще мене ради. Възрадуитеся въ тъ дьнь и възыграите, се бо мьзда ваша мънога на небесехъ». Си въспоминая блаженыи и о сихъ утешаяся, трьпяше укоризну и досажение от всехъ.

     И се въ единъ дьнь шедъшю великууму отьцю нашему Феодосию некоторааго ради орудия къ христолюбьцю князю Изяславу, далече ему сущю отъ града. Таче яко и пришъдъ и до вечера умудивъшю ему орудия ради. И повеле христолюбьць, нощьнааго ради посъпания ему, на возе допровадити и до манастыря его. И яко бысть идыи путьмь и возяи его, видевы и въ такой одежи сущааго и мьневъ, яко единъ от убогыхъ есть, глагола ему: «Чьрноризьче! Се бо ты по вься дьни пороздьнъ еси, азъ же трудьнъ сыи. Не могу на кони ехати. Нъ сице сътвориве: да азъ ти лягу на возе, ты же могыи на кони ехати». То же блаженыи съ вьсякыимь съмерениемь въста, въезде на кони, а оному же легъшю на возе, и идяше путьмь, радуяся и славя бога. И егда же въздремаашеся, тъгда же съседъ, текъ, идяаше въскраи коня, дондеже трудяашеся, ти тако пакы на конь въсядяше. Таче же уже зорямъ въсходящемъ и вельможамъ едущемъ къ князю, и издалеча познавъше блаженааго и съседше съ конь, поклоняахуся убо блаженууму отьцю нашему Феодосию. Тъгда же глагола отроку: «Се уже, чадо, светъ есть! Въсяди на конь свои». Онъ же видевъ, еже тако вьси покланяхуться ему, и ужасеся въ уме и, трепетен сыи, въста и въезде на конь. Ти тако поиде путьмь, а преподобьнууму Феодосию на возе седящю. Вей же боляре, съретъше, покланяхуся ему. Таче дошьдъшю ему манастыря, и се ишедъше вься братия поклонишася ему до земля. То же отрокъ больми ужасеся, помышляя въ себе: кто сь есть, еже тако вьси покланяються ему? И емы и за руку, въведе и въ трапезьницю, таче повеле ему дати ести и пити, елико хощеть, еще же и кунами тому давъ, отъпусти и. Си же съповеда самъ братии повозьникъ тъ, а блаженууму о семь никому же явивъшю, нъ сице бъ убо по вся дьни о сихъ уча братию, не възноситися ни о чемь же, нъсъмерену быти мниху, а самому мьньшю всехъ творитися и не величатися, нъ къ вьсемъ покориву быти. «И ходяще же — глаголааше имъ — руце съгъбене на прьсьхъ своихъ къжьдо да имате, и никто же васъ да не преходить въ съмерении же вашемь, да ся покланяете къждо другъ къ другу, яко же есть лепо мьниху, и не преходити же отъ келие въ келию, нъ въ своеи келии къждо васъ да молить бога». Сицими же и инеми словесы по вся дьни не престая ихъ наказааше, и аще пакы слышааше от братия, кому же сущю от мьчьтании бесовьскыихъ, то сия призъвавъ и, яко въ вьсехъ искушенихъ бывъ, учааше и наказааше стати крепъце противу дияволемъ къзньмъ, никако же поступати, ни раслабетися от мьчьтании и бесовьскыя напасти, не отходити имъ от места того, нъ постъмь и молитвою оградитися и бога часто призывати на победу злааго беса. Глаголааше же и се къ нимъ, яко тако и мне бе испьрва. «Единои бо нощи поющю ми въ кели обычьныя псалъмы, и се пьсъ чьрнъ ста предъ мною, яко же имь мне нельзе ни поклонитися. Стоящю же ему на многъ часъ предъ мною, се же азъ постреченъ бывъ, хотехъ ударити и, и се невидимъ бысть от мене. Тъгда же страхъ и трепетъ обиятъ мя, яко же хотети ми бежати отъ места того, яко аще не бы господь помоглъ ми. Се бо малы въспрянувъ от ужасти, начахъ прилежьно бога молити и часто поклоние коленомъ творити, и тако отбеже отъ мене страхъ тъ, яко же отъ того часа не бояти ми ся ихъ, аще предъ очима моима являхуть ми ся». Къ симъ же и ина многа словеса глаголааше, крепя я на зълыя духы. И тако отпущааше я, радующася и славя бога о таковемь наказании добляаго наставьника и учи­теля ихъ.

     И се исповеда ми единъ отъ братия, именьмь Иларионъ, глаголя, яко многу ми пакость творяху въ келий зълии беси. Егда бо ему легъшю на ложи своемь, и се множьство бесовъ пришьдъше и за власы имъше и, и тако пьхающе, влачахути и, и друзии же, стену подъимъше, глаголааху: «Семо да влеченъ будеть, яко стеною подавленъ». И тако по вся нощи творяхуть ему, и уже не могыи тьрпети, шедъ съповеда преподобьнуму отьцю Феодосию пакость бесовьскую. И хотя отъити отъ места того въ ину келию. То же блаженыи моляшети и, глаголя: «Ни, брате, не отходи отъ места того, да не како похваляться тобою злии дуси, яко победивъше тя и беду на тя створьше, и оттоле пакы больше зъло начьнути ти творити, яко власть приимъше на тя. Нъ се да молишися богу въ келии своей, да и богъ, видя твое трьпение, подасть ти победу на ня, яко же не съмети имъ ни приближитися къ тебе». Онъ же пакы глаголаше ему: «Молю ти ся, отьче, яко отселяв не могу пребывати въ келий множьства ради живущихъ бесовъ въ ней». Тъгда же блаженыи, прекрестивы и, таче глагола ему: «Иди и буди въ келии своеи, и отселе не имуть ти никоея же пакости створити лукавии беси, не бо видети ихъ имаши». 0нъ же, веру имъ и поклонивъся святууму, отъиде, и тако въ ту нощь легъ въ ке­лии своеи съпа сладъко. И отътоле проныривии беси не съмеша ни приближитися къ месту тому, молитвами бо преподобнаго отьца нашего Феодосия отъгоними сущи и бежаще отъидоша.

     И се пакы чьрньць Иларионъ съповеда ми. Бяше бо и книгамъ хытръ псати, сии по вся дьни и нощи писааше книги въ келии у блаженааго отьца нашего Феодосия, оному же псал­тырь усты поющю тихо и рукама прядуща вълну или кое ино дело делающа. Тако же въ единъ вечеръ делающема има къжьдо свое дело, и се въниде икономъ, глаголя блаженому, яко въ утрии дьнь не имамъ купити, еже на ядь братии и на ину потребу. То же блаженыи глагола ему: «Се, яко же видиши, уже вечеръ сущь, и утрьнии дьнь далече есть. Темь же иди и потрьпи мало, моляся богу, некъли тъ помилуеть ны и попечеться о насъ, яко же самъ хощеть». И то слышавъ, икономъ отъиде. Таче всъставъ блаженыи иде въ келию свою петъ по обычаю обанадесяте псалма. Тако же и по молитве, шьдъ, седе делая дело свое. И се пакы въниде икономъ, то же глаголя. Тъгда отвеща ему блаженыи: «Рехъ ти, иди и помолися богу. Въ утрии дьнь шедъ въ градъ и у продающиихъ да възьмеши възаимъ, иже ти на потребу братии, и последь, егда благодеявъшюуму богу, отдамы дългъ от бога, таче верьнъ есть глаголаи: «Не пьцетеся утреишимь, и тъ не имать насъ оставити». Таче отшедъшю иконому, и се вълезе светьлъ отрокъ въ воиньстеи одении и поклонивъся, и ничьсо же рекыи, и положивъ же на стълпе гривьну злата [*], и тако пакы мълча излезе вънъ.Тъгда же въставъ блаженыи и възьмъ злато и съ сльзами помолися въ уме своемь. Таче вратаря възъвавъ, пыташе и, еда къто къ воротомъ приходи въ сию нощь. Онъ же съ клятвою извещася, яко и еще свевте затвореномъ сущемъ воротомъ, и оттоле несмь ихъ отврьзалъ, и никто же приходилъ къ нимъ. Тъгда же бла­женыи, призвавъ иконома, подасть ему гривьну злата глаголя: «Чьто глаголеши, брате Анастасе? Яко не имамъ чимь купити братии требования? Нъ сице шьдъ купи, еже на потребу братии. Въ утреи же пакы дьнь богъ да попечеться нами». Тъгда же икономъ, разумевъ, падъ, поклонися ему. Блаженыи же учааше и глаголя: «Николи же не отъчаися, нъ въ вере крепяся, вьсю печаль свою възвьрзи къ богу, яко тъ попечеться нами, яко же хощеть. И сътвориши братии праздьникъ великъ дьнесь». Богъ же пакы не скудьно подавааше ему, еже на потребу божествьнууму тому стаду. ...

     о сихъ же множащися братии, и нужа бысть славьному отьщо нашему Феодосию распространити манастырь на поставление келии, множьства ради приходящихъ и бывающимъ мнихомъ. И бе самъ съ братиею делая и городя дворъ манастырьскыи. И се же разгражену бывъшю манастырю и онемъ не стрегущемъся, и се въ едину нощь, тьме сущи велице, приидоша на ня разбоиници. Глаголааху, яко въ полатахъ цьркъвьныихъ, ту есть имение ихъ съкръвено. Да того ради не идоша ни къ одинои же келий, нъ цьркъви устрьмишася. И се услышаша гласъ поющихъ въ цьркъви. Си же, мьнчевъше, яко братии павечерняя молитвы поющимъ, отъидоша. И мало помьдливъше въ лесе, таче мьнеша, яко уже коньчану быти пению, пакы придоша къ цьркъви. И се услышаша тъ же глас и видеша светъ пречюдьнъ въ цьркъви сущь, и благоухание исхожаше отъ цьркъве, ангели бо беша поюще въ ней. Онемъ мнящемъ, яко братии полунощьное пение съвьрьшающемъ, и тако пакы отъидоша, чающе, донъдеже сии съконьчають пение, и тъгда, въшьдъше въ цьркъвь, поемлють вься сущая въ и. И тако многашьды приходящемъ имъ, и тъ глас аньгельскыи слышащеимъ. И се годъ бысть утрьнюуму пению, и пономареви биющю въ било. То же они, отъшьдъше мало въ лесъ и седъше, глаголааху: «Чьто сътворимъ? Се бо мниться намъ, привидение бысть въ цьркъви? Нъ се да егда съберуться вьси въ цьркъвь, тъгда, шьдъше и от двьрии заступивъше, вься я погубимъ и тако имение ихъ възьмемъ». То же тако врагу на то острящю я, хотящю темъ святое стадо искоренити от места того. Нъ обаче никако възможе, нъ обаче самъ от нихъ побеженъ бысть, богу помагающю молитвами преподобь-нааго отьця нашего Феодосия.

     Тъгда бо зълии ти человеци, мало помудивъше, и преподобьнууму тому стаду събьравъшюся въ цьркъвь съ блаженыимь наставьникъмь и пастухъмь своимь Феодосиемь и поющемъ утрьняя псалмы, устрьмишася на ня, акы зверие дивии. Таче яко придоша, и се вънезаапу чюдо бысть страшьно: отъ земля бо възятъся цьркы и съ сущиими въ ней възиде на въздусе, яко не мощи имъ дострелити ея. Сущей же въ цьркъви съ блаженыимь не разумеша, ни чюша того. Они же, видевъше чюдо се, ужасошася и, трепетьни бывъше, възвратишася въ домъ свои. И оттоле умилишася никому же зъла сътворити, яко же и стареишине ихъ съ инеми трьми пришьдъшемъ къ блаженому Феодосию покаятися того и исповедати ему бывъшее. Блаженыи же, то слышавъ, прослави бога, спасъшааго я от таковыя съмьрьти. Онъ же поучивъ я, еже о спасении души, и тако отпусти я, славяща и благодаряща бога о вьсехъ сихъ.

     Сицево же чюдо о цьркъви тои и инъгда пакы виде единъ от бояръ христолюбьця Изяслава. Яздящю тому неколи въ нощи на поли, яко 15 попьрищь от манастыря блаженааго. И се виде цьркъвь у облака сущю. И въ ужасти бывъ, погъна съ отрокы, хотя видети, кая то есть цьркы. И се, яко доиде ма­настыря блаженааго Феодосия, тъгда же оному зьрящю, съступи цьркы и ста на своемь месте. Оному же тълъкнувъшю въ вра­та, и вратарю отвьрьзъшю ему врата, въниде и повода блаже­ному бывъшее. И оттоле часто приходяше къ нему и насыщаяся от него духовьныихъ техъ словесъ, подаваше же и от имения своего на състроение манастырю.

     И се же пакы инъ боляринъ того же христолюбьця идыи неколи съ князьмь своимь христолюбьцьмь на ратьныя, хотящемъ имъ брань сътворити, обещася въ уме своемь, глаголя, яко аще възвращюся съдравъ въ домъ свои, то дамь святеи богородици въ манастырь блаженааго Феодосия 2 гривьне золота, еще же и на икону святыя богородиця веньць окую. Таче бывъшю сънятию и многомъ от бою оружиемь падъшемъ. После же побежени бывъше ратьнии, си же спасени възъвратишася въ домы своя. Боляринъ же забы, еже дасть святеи богородици. И се по дьньхъ неколицехъ, съпящю ему въ полудьне въ храмине своей, и се приде ему глас страшьнъ, именьмь того зовущь его: «Клименте!» Онъ же въспрянувъ и седе на ложи. Ти виде икону святыя богородиця, иже бе въ манастыри блаженаго, предъ одръмь его стоящю. И глас от нея исхожааше сице: «Чьто се, Клименте, еже обеща ми ся дати, и неси ми даль? Нъ се ныне глаголю ти: потъщися съвьрьшити обе­щание свое!» Си же рекъши, икона святыя богородиця невидима бысть от него. Тъгда же боляринъ тъ, въ страсе бывъ, таче възьмъ, имь же бъ обещалъся, несъ въ манастырь, блаженому Феодосию въласть, тако же и веньць святыя богородиця на иконе окова. И се же пакы по дьньхъ немнозехъ умысли тъ же боляринъ дати Еваньгелие въ манастырь блаженааго. Таче, яко приде къ великууму Феодосию въ манастырь, имыи подъ пазухою съкръвено святое Евангелие, и по молитве хотящема има севсти, оному не еще явивъшю Еуангелия, глагола тому блаженыи: «Пьръвее, брате Клименте, изнесн се святое Еуангелие, еже имаши въ пазусе своей и еже обещалъ еси дати святой богородици, ти тъгда сядемъ». Се слышавъ, онъ ужасеся о проповедании преподобьнааго, не бе бо никому же о томь възвестилъ. И тако изнесъ святое то Еваньгелие, въдасть бла­женому на руце, и тако седъ и духовьныя тоя беседы насытивъся, възвратися въ домъ свои. И оттоле велику любъвь имяаше къ блаженому Феодосию, и часто прихожааше къ нему, и велику пользу приимаше от него.

     И егда же сии прихожааху къ нему, то же си и тако по божьствьнемь томь учении предъставляаше темъ тряпезу отъ брашьнъ техъ манастырьскыихъ: хлебъ, сочиво и мало рыбъ. Мъногашьды же и христолюбьцю Изяславу [*] и таковыихъ брашьнъ въкушающю, яко же и веселяся, глаголаше блаженому Феодосию: «Се, яко же веси, отьче, вьсехъ благыихъ мира сего испълънися домъ мои, то же несмь тако сладъка брашьна въкушалъ, яко же ныне сьде. Многашьды бо рабомъ моимъ устроишимъ различьная и многоценьная брашьна, ти не суть така сладъка. Нъмолю ти ся, отьче, повежь ми, откуду есть сладость си въ брашьне вашемь?» Тъгда же богодъхновеныи отьць Феодосии, хотя уверити того на любъвь божию, глагола ему: «То аще, благыи владыко, сия уведети хощеши, послушаи насъ, и поведе ти. Егда бо братии манастыря сего хотящемъ варити, или хлебы пещи, или кую ину служьбу творити, тъгда пьрьвое шьдъ единъ отъ нихъ възьметь благословление отъ игумена, таче по сихъ поклониться предъ святыимь олътарьмь три краты до земля, ти тако свещю въжьжеть от святаго олътаря и отъ того огнь възгнетить. И егда пакы воду въливая въ котьлъ, глаголеть стареишине: «Благослови, отьче!» И оному рекущю: «Богъ да благословить тя, брате!» И тако вься служьба ихъ съ благословлениемь съвьрьшаеться. Твои же раби, и яко же рече, делають сварящеся и шегающе и кльнуще другъ друга, многашьды же и биеми суть от приставьникъ. И тако же вься служьба ихъ съ грехъмь сътваряеться». То же слышавъ, христолюбьць глагола: «По истине, отьче, тако есть, яко же глагола». ...

     Се бо приспевъшю неколи праздьнику Усъпения пресвятыя богородиця, беша же и цьркъви творяще праздьникъ въ тъ дьнь, маслу же не сущю дровяному въ кандила на вълияние въ тъ дьнь. Помысли строитель цьркъвьныи въ семени льнянемь избити масла, и то, вълиявъше въ кандила, въжещи. И въпросивъ о томь блаженаго Феодосия, и оному повелевъшю сътворити тако, яко же помысли. И егда въсхоте лияти въ кандило масло то, и се виде мышь въпадъшю въ не, мьрътву плавающу в немь. Таче, скоро шьдъ, съповеда блаженому, глаголя, яко съ вьсякыимь утвьрьжениемь бехъ покрылъ съсудъ тъ съ маслъмь, и не веде, откуду вълезе гадъ тъ и утопе. То же блаженыи помысли, яко божие есть съмотрение се. Похуливъ же свое неверьство, глаголя тому: «Лепо бы намъ, брате, надежю имети къ богу уповающе, яко мощьнъ есть подати намъ на потребу, его же хощемъ. А не тако, неверьствовавъше, сътворити, его же не бе лепо. Нъ иди и пролеи масло то на землю. И мало потьрьпимъ, моляще бога, и тъ имать намъ дати въ сии дьнь до избытъка древянага масла». Таче уже бывъшю году вечерьнюму, и се некъто от богатыихъ принесе къръчагу велику зело, пълъну масла древянааго. Ю же видевъ, блаженыи прослави бога, яко тъ въскоре услыша молитву ихъ. И тако налияша кандила вься, и избыся его большая часть. И тако сътвориша на утреи дьнь праздьникъ светьлъ святыя богородиця...

     Боголюбивыи же кънязь Изяславъ, иже по истине бе теплъ на веру, яже къ господу нашему Иисусу Христу и къ пречистеи матери его, иже после же положи душю свою за брата своего [*] по господню гласу, сь любъвь имея, яко же речеся, не просту къ отьцю нашему Феодосию и часто приходя къ нему и духовьныихъ техъ словесъ насыщаяся от него. И тако въ единъ от дьнии пришьдъшю тому, и въ цьркъви седящема има на божьствьнеи тои беседе, и годъ бысть вечерьнии. Тако же сии христолюбьць обретеся ту съ блаженыимь и съ чьстьною братиею на вечерьниимь славословии. И абие божиею волею дъждю велику леющюся, блаженыи же видевъ тако належание дъждю, призъвавъ же келаря, глагола ему: «Да приготовиши на вечерю брашьна на ядь кънязю». Тъгда же приступи къ нему ключарь, глаголя: «Господи отьче! Меду не имамъ, еже на потребу нити кънязю и сущиимъ съ нимь». Глагола тому блаженыи: «Ни ли мало имаши?» Отвеща он: «Ей, отьче, яко ни мало не имамъ, беваше бо, яко же рече, опроворотилъ таковыи съсудъ тъщь и ниць положилъ». Гла­гола тому пакы блаженыи: «Иди и съмотри истее, еда осталося или мало чьто от него будеть». Онъ же отвещаваше рекыи: «Ими ми веру, отьче, яко и съсудъ тъ, въ немь же таковое пиво, опровратихъ и тако ниць положихъ». То же блаженыи, иже по истине испълъненъ духовьныя благодати, глагола тому сь: «Иди по глаголу моему и въ имя господа нашего Иисуса Христа обрящеши медъ въ съсуде томь». Онъ же, веру имъ блаженому, отъиде и пришьдъ въ храмъ и по словеси святааго отьца нашего Феодосия обрате бъчьвь ту праве положену и пълъну сущю меду. Въ страсе же бывъ и въскоре шьдъ, съповеда блаженому бывъшее. Глагола тому блаженыи: «Мълъчи, чадо, и не рьци никому же о томь слова, нъ иди и носи, елико ти на требу къиязю и сущиимъ съ нимь; и еще же и братии подаи от него, да пиють. Се бо благословление божие есть». Таче пакы дъждю преставъшю, отъиде христолюбьць въ домъ свои. Бысть же тако благословление въ дому томь, яко же на мъногы дьни довъльномъ имъ темь быти.

     Въ единъ же пакы от дьнии отединоя вьси приде мьнихъ манастырьскыи къ блаженому отьцю нашему Феодосию, гла­голя, яко въ хлевине, иде же скотъ затваряемъ, жилище бесомъ есть. Темь же и многу пакость ту творять въ немь, яко же не дадуще тому ясти. Многашьды же и прозвутеръ молитву творить и водою святою покрапляя, то же никако; осташася зълии ти беси, творяще муку и доселе скоту. Тъгда же отьць нашь Феодосии въоруживъся на ня постъмь и молитвою, по господню гласу, еже рече: «Сь родъ изгониться ничимь же, тъкъмо молитвою и постъмь». Темь же уповая блаженыи, яко имать прогънати я от места того, яко же древле от месильниця. И прииде въ село то и вечеръ въниде единъ въ хлевину ту, иде нее беси жилище имяхуть, и, затворивъ двьри, ту же пребысть до утрьняя, молитву творя. Яко же от того часа не явитися бесомъ на то место, се же ни въ дворе пакости творити никому же. Молитвами преподобьнааго отьца нашего Феодосия, яко се оружиемь отгънани быша от вьси тоя. И тако пакы блаженыи приде въ манастырь свои, яко храбъръ сильнъ, победивъ зълыя духы, пакостьствующа въ области его.

     акы же неколи въ единъ от дьнии къ сему блаженому и преподобьному отьцю нашему Феодосию приде старый пекущиимъ, глаголя, яко мукы не имамъ на испечение хлебомъ братии. Глагола тому блаженыи: «Иди, съглядаи въ сусеце, еда како мало мукы обрящеши въ немь, донъдеже пакы господь попечеться нами». Онъ же ведяашеся, яко и помелъ бе сусекъ тъ и въ единъ угълъ мало отрубъ, яко се съ трое или съ четверы пригъръще, темь же глаголааше: «Истину ти вещаю, отьче, яко азъ самъ пометохъ сусекъ тъ, и несть въ немь ничьсо же, разве мало отрубъ въ угъле единомь». Глагола тому отьць: «Веру ми ими, чадо, яко мощьнъ есть богъ, и от техъ малыихъ отрубъ напълънить намъ сусекъ тъ мукы, иже яко же и при Илии сътвори въдовици оной, умънеживъ от единехъ пригъръщь мукы множьство, яко же препитатися ей съ чады своими ве гладьное время, донъдеже гобино бысть въ людьхъ. Се бо ныне тъ же есть, и мощьнъ есть и тако же и намъ от мала мъного сътворити. Нъ иди и съмотри, еда благословление будеть на сусеце томь». То же слышавъ, онъ отъиде, и яко въниде въ храмъ тъ, ти виде сусекътъ, иже бе пьрьвее тъщь, и молитвами препо­добьнааго отьца нашего Феодосия пълънъ сущь мукы, яко же пресыпатися ей чресъ стену на землю. Тъгда же въ ужасти бысть, видя таковое преславьное чюдо, и въспятивъся, блаженому съповеда. То же святыи къ тому: «Иди, чадо, и не яви никому же сего, нъ сътвори по обычаю братии хлебы. Се бо молитвами преподобьныя братия нашея посъла богъ милость свою къ намъ, подая намъ вься на потребу, его же аще хощемъ». ...

      Бысть въ то время съмятение некако от вьселукавааго врага въ трьхъ кънязьхъ, братии сущемъ по плъти, яко же дъвема брань сътворити на единого стареишааго [*] си брата, христолюбьца, иже по истине боголюбьця Изяслава. То же тако же прогънанъ бысть от града стольнааго, и онема, пришьдъшема въ градъ тъ, посылаета же по блаженааго отьца нашего Феодосия, бедяща того прити къ тема на обедъ и причетатися неправьдьнемь томь съвете. То же, иже бе испълъненъ духа святаго, преподобьныи же Феодосии разумевъ, еже неправьдьно суще изгънание, еже о христолюбьци, глаголеть посъланому, яко не имамъ ити на трапезу Вельзавелину и причаститися брашьна того, испълнь суща кръви и убийства. И ина же многа укоризньна глаголавъ, отпусти того, рекыи, дко да възвестиши вься си посълавъгиимъ тя. Нъ обаче она, аще и слышаста си, нъ не възмогоста прогневатися на нь, видяста бо правьдьна суща человека божия, ни пакы же послушаста того, нъ устрьмистася на прогьнание брата своего, иже от вьсея тоя области отъгънаста того, и тако възвратистася въспять. И единому седъшю на столе томь брата и отьца своего, другому же възвративъшюся въ область свою [*].

     Тъгда же отьць нашь Феодосии, напълнивъся святаго духа, начать того обличати, яко неправьдьно сътворивъша и не по закону седъша на столе томь, и яко отьця си и брата стареишаго прогънавъша [*]. То же тако обличаше того, овъгда епистолия пиша, посылааше тому, овъгда же вельможамъ его, приходящемъ къ нему, обличааше того о неправьдьнемь прогънании брата, ведя темь поведати тому. Се же и после же въписа къ нему епистолию велику зело, обличая того и глаголя: «Глас кръве брата твоего въпиеть на тякъ богу, яко Авелева на Каина». И инехъ многыихъ древьниихъ гонитель, и убоиникъ, и братоненавидьникъ приводя, и притъчами тому вься, еже о немь, указавъ и тако въписавъ, посъла. И яко тъ прочьте епистолию ту разгневася зело, и яко львъ рикнувъ на правь-дьнааго, и удари тою о землю. И яко же отътоле промъчеся весть, еже на поточение осужену быти блаженому. То же бра­тия въ велице печали быша и моляаху блаженааго остатися и не обличати его. Тоже тако же и от боляръ мънози приходяще поведахуть ему гневъ княжь на того сущь и моляхуть и не супротивитися ему. «Се бо, — глаголааху, — на заточение хочеть тя посълати». Си же слышавъ, блаженыи, яко о заточении его реша, въздрадовася духъмь и рече къ темъ: «Се бо о семь вельми ся радую, братие, яко ничьсо же ми блаже въ житии семь: еда благодатьство, имению лишение нудить мя? Или детии отлучению и селъ опечалуеть мя? Ничьсо же от таковыихъ принесохомъвъ миръ сь, нъ пази родихомъся, тако же подобаеть намъ нагомъ пройти от света сего. Темь же готовъ есмь или на съмьрьть». И оттоле начать того укаряти о братоненавидении, жадааше бо зело, еже поточену быти.

     Нъ обаче онъ, аще и вельми разгневалъся бе на блаженааго, нъ недьрьзну ни единого же зъла и скьрьбьна сътворити тому, видяаше бо мужа преподобьна и правьдьна суща его. Яко же преже многашьды, его ради, завидяаше брату своему, еже такого светильника имать въ области своей, яко же съповедаше, слышавъ от того, чьрноризьць Павьлъ, игуменъ сыи от единого манастыря, сущиихъ въ области его.

     Блаженыи же отьць нашь Феодосии, много молимъ бывъ от братье и от вельможь, наипаче же разумевъ, яко ничьсо же успешьно сими словесы тому, остася его, и оттоле не укаряаше его о томь, помысливъ же въ себе, яко уне есть моль­бою того молити, да бы възвратилъ брата си въ область свою.

     Не по мнозехъ же дьньхъ разумевъ благыи князь тъ приложение блаженааго Феодосия от гнева и утешение, еже от обличения того, въздрадовася зело, издавьна бо жадааше беседовати съ нимь и духовьныихъ словесъ его насытитися. Таче посылаеть къ блаженому, аще повелить тому прити въ манастырь свои или ни? Оному же повелевъшу тому приити. То же сии, съ радостию въставъ, приде съ боляры въ манастырь его. И великому Феодосию съ братнею ишьдъшу ис цьркъви и по обычаю съретъшю того и поклоньшемася, яко же е лепо, кънязю, и тому же целовавъшю блаженаго. Таче глаголааше се: «Отьче, не дьрьзняхъ прийти къ тебе, помышляя, еда како гневаяся на мя и не въпустиши насъ въ манастырь». То же блаженыи отвеща: «Чьто бо, благыи владыко, успееть гневь нашь, еже на дьрьжаву твою? Нъ се намъ подобаеть обличити и глаголати вамъ, еже на спасение души. И вамъ лепо есть послушати того». И тако же въшьдъшема въ цьркъвь и бывъши молитве, седоста, и блаженому Феодосию начьнъшю глаголати тому отъ святыихъ кънигъ, и много указавъшю ему о любъви брата. И оному пакы многу вину износящю на брата своего, и того ради не хотящю тому съ темь мира сътворити. И тако же пакы по мнозеи тои беседез отъиде князь въ домъ свои, славя бога, яко съподобися съ таковыимь мужьмь беседовати, и оттоле часто приходяше къ нему и духовьнаго того брашьна насыщаяся паче меду и съта: се же суть словеса блаженааго, яже исходяахуть от медоточьныихъ устъ техъ. Многашьды же великыи Феодосии къ тому хожаше, и тако въспоминаше тому страхъ божий и любъвь, еже къ брату.

     И въ единъ от дьнии шьдъшю къ тому благому и богоносьному отьцю нашему Феодосию, и яко въниде въ храмъ, иде же бе князь седя, и се виде многыя играюща предъ нимь: овы гусльныя гласы испущающемъ, другыя же оръганьныя гласы поющемъ, и инемъ замарьныя пискы гласящемъ [*], и тако вьсемъ играющемъи веселящемъся, яко же обычаи есть предъ князьмь. Блаженыи же, бе въскраи его седя и долу нича и яко малы въсклонивъся, рече къ тому: «То будеть ли сице на ономь свете?» То же ту абие онъ съ словъмь блаженааго умилися и малы просльзиси, повеле темъ престати. И оттоле, аще коли приставяше тыя играти, ти слышааше блаженаго пришьдъша, то повелевааше темъ престати от таковыя игры.

     Многашьды же пакы, егда възвестяхуть приходъ тому блаженаго, то же, тако ишьдъ, того съреташе, радуяся, предъ двьрьми храму, и тако вънидоста оба въ храмъ. Се же, яко же веселяся, глаголаше преподобьному: «Се, отьче, истину ти глаголю: яко аще быша ми възвестили отьця въставъша от мьртвыихъ, не быхъ ся тако радовалъ, яко о приходе твоемь. И не быхъ ся того тако боялъ или сумьнелъ, яко же преподобьныя твоея душа». Блаженныи же то же: «Аще тако боишися мене, то да сътвори волю мою и възврати брата своего на столъ, иже ему благоверьныи отьць свои предасть». Онъ же о семь умълъче, не могыи чьто отвещати къ симъ, тольми бо бе и врагъ раждьглъ гневъмь на брата своего, яко ни слухъмь хотяше того слышати.

     Отьць же нашь Феодосии бе по вься дьни и нощи моля бога о христолюбьци Изиславе, и еще же и въ ектений ведя того поминати, яко стольному тому князю и стареишго вьсехъ, сего же, яко же рече, чресъ законъ седъшю на столе томь, не веляше поминати въ своемь монастыри. О семь же едъва умоленъ бывъ от братие, повеле и того съ нимь поминати, обаче же пьрьвое христолюбьца ти тъгда сего благаго.

     Великыи же Никонъ, видевъ таковое съмятение въ князихъ суще, отъиде съ инема дъвема чьрьноризьцема въ прежереченыи островъ, иде же бе манастырь съставилъ [*], и блаженому Феодосию мъного того моливъшю, яко да не разлучитися има, донъдеже еста въ плъти, и не отходити ему от него. Обаче онъ не послушавъ его о томь, нъ, яко же рече, отъиде въ свое место.

     Тъгда же отьць нашь Феодосии, напълнивъся духа святааго, начать благодатию божиею подвизатися, яко же въселити тому въ другое место, помагающу тому святому духу, и цьркъвь же велику камениемь възградити въ имя святыя богородиця и приснодевыя Мария. Пьрьвеи бо цьркъви древяне сущи и мале на приятие братии.

     Въ начатъкъ же таковааго дела събьрася множьство людии, и место на възгражение овемъ ова кажющемъ, инемъ же ино, и вьсехъ не бе подобьно место княжю полю, близь прилежащю. И се по строю божию бе благыи князь Святославъ туда минуя и, видевъ многъ народъ, въпроси, чьто творять ту. И яко же уведевъ и съвративъ коня, приеха къ нимъ, и, яко от бога подвиженъ, показа темъ место на своемь поли, веля ту възградити таковую цьркъвь. Се же яко же и по мо­литве тому самому начатъкъ копанию положити. Беаше же и самъ блаженыи Феодосии по вься дьни съ братиею подвизаяся и трудная о възгражении таковаго дому. Обаче аще и не съвьрьши его живъ сы, нъ се и по съмьрьти того, Стефану приимъшю игуменьство и богу помагающю тому молитвами преподобьнааго отьца нашего Феодосия, съвьрьшено дело и домъ съграженъ. Ту же братии преселивъшемъся, и онъдеже малу ихъ оставъшю и съ теми прозвутеру и диякону, яко же по вься дьни и ту святая литурьгия съвьршаеться.

     Се же житие преподобьнааго и блаженааго отьца нашего Феодосия, еже от уны вьрьсты до сьде от многаго мало въписахъ. Къто бо довъльнъ вься по ряду съписати добрая управле­ния сего блаженааго мужа, къто же възможеть по достоянию его похвалити! Аще бо искушюся достойно противу исправле­нию его похвалити, нъ не възмогу — грубъ сы и неразумичьнъ.

     Многашьды же сего блаженаго князи и епископи хотеша того искусити, осиляюще словесы, нъ не възмогоша и акы о камыкъ бо приразивъшеся отскакаху, ограженъ бо бе верою и надежею, еже къ господу нашему Иисусу Христу, и въ себе жилище святааго духа сътвори. И бысть въдовицямъ заступьникъ и сирыимъ помощьникъ и убогыимъ заступьникъ и, съпроста рещи, вься приходящая, уча и утешая, отпущааше, убогыимъ же подавая, еже на потребу и на пищю тем.

     Мънози же того от несъмысльныихъ укаряхуть, то же сии съ радостию та приимаше, се же, яко же и от ученикъ своихъ многашьды укоризны и досажения тому приимати, нъ обаче онъ, бога моля за вься, пребываше. И еще же и о худости ризьнеи мнози от невеглас, усмихающеся тому, ругахуться. Онъ же и о томь не поскърьбе, нъ бе радуяся о поругании своемь и о укоризне и вельми веселяся, бога о томь прославляше.

     Яко же бо аще къто не зная того, ти видяше и въ такой одежи суща, то не мьняаше того самого суща блаженааго игу­мена, нъ яко единого от варящиихъ.Се бо и въ единъ дьнь идущю тому къ делателемъ, иде же беша цьркъвь зижющеи, сърете и того убога въдовиця, яже бе от судии обидима, и глагола тому самому блаженому: «Чьрьноризьче, повежь ми, аще дома есть игуменъ вашь?» Глагола той блаженыи: «Чьто требуеши от него, яко тъ человекъ есть грешьнъ?» Глагола тому жена: «Аще грешьнъ есть, не вемь, тъкъмо се вемь, яко многы избави от печали и напасти и сего ради и азъ придохъ, яко да и мне поможеть, обидиме сущи бес правьды от судии». Таче блаженыи уведевъ, яже о неи, съжалиси, глагола той: «Жено! Ныне иди въ домъ свои, и се, егда придеть игуменъ нашь, то же азъ възвещю ему, еже о тебе, и тъ избавить тя от печали тоя». То же слышавъши, жена отъиде въ домъ свои, и блаженыи иде къ судии и, еже о ней, глаголавъ тому, избави ту от насилия того, яко же тому посълавъшю възвратити той, имь же бе обидя ю.

     Тако же сии блаженыи отьць нашь Феодосии многыимъ заступьникъ бысть предъ судиями и князи, избавляя техъ, не бо можахуть ни въ чемъ преслушати его, ведуще и правьдьна и свята. Не бо его чьстяху чьстьныихъ ради пърътъ, или светьлыя одежа, или имения ради мъногаго, нъ чистаго его ради жития и светьлыя душа, и поучение того многыихъ, яже кыпяхуть святымь духомь от устъ его. Козьлины бо тому беахуть, яко многоценьная и светьлая одежа, власяниця же, яко се чьстьная и цесарьская багъряниця, и тако, темь величаяся, ходяше и житиемь богоугодьно поживъ.

     И уже на коньць жития прешьдъ, преже уведевъ, еже къ богу, свое отшьствие и дьнь покоя своего, правьдьныимъ бо съмьрьть покои есть.

     Тъгда же уже повеле събьрати вьсю братию и еже въ селехъ или на ину кую потребу шьли и, вься съзъвавъ, начать казати тиуны, и приставьникы, и слугы, еже пребывати комужьдо въ поручении ему служьбе съ вьсякыимь прилежаниемь и съ страхъмь божиемь, въ покорении и любъви. И тако пакы вься съ сльзами учаше, еже о спасении души. и богоугодьнемь житии и о пощении, и еже къ цьркъви тъщаиие, и въ той съ страхъмь стояние, и о братолюбии, и о покорении, еже не тъкъмо къ стареишинамъ, нъ и къ съвьрьстьныимъ себе любъвь и покорение имети. Глаголавъ, отъпусти я, самъ же, вълезъ въ келию, начать плакатися, бия въ пьрьси своя, припадая къ богу и моляся ему о спасении души, и о стаде своемь, и о месте томь. Братия же, ишьдъше вънъ, глаголаху къ себе: «Чьто убо сии сицево глаголеть? Егда, къде отшьдъ, съкрытися хощеть въ таине месте, ти'жити единъ и намъ не ведущемъ его». Яко же многашьды въехоте тако сътворити, иъ умоленъ бывааше о томь от князя и от вельможь. Братии о томь паче молящися. И тако же и ту тако темъ мьнящемъ.

     Таче по сихъ блаженаго зиме възгрозивъши и огню уже люте распальшу и, и не могыи къ тому ничьто же, възлеже на одре, рекъ: «Воля божия да будеть, и яко же изволися ему о мъне, тако да сътворить! Нъ обаче молю ти ся, владыко мои, милостивъ буди души моей, да не сърящеть ея противьныихъ лукавьство, нъ да приимуть ю ангели твои, проводяще ю сквозе пронырьство тьмьныихъ техъ мытарьствъ, приводяще ю къ твоего милосьрьдия свету». И си рекъ, умълъче, къ тому не могыи ничьто же.

     Братии же въ велице скърьби и печали сущемъ его ради. Потомь онъ 3 дьни не може ни глаголати къ кому, ниже очию провести, яко многыимъ мьнети, яко же уже умретъ, тъкъмо же малы видяхуть и еже сущю душю въ немь. Таче по трьхъ дьньхъ въставъ, и братии же вьсеи събьравъшися, глагола имъ: «Братие моя и отьци! Се, яко уже вемь, время житию моему коньчаваеться, яко же яви ми господь въ постьное время, сущю ми въ пещере, изити от света сего. Вы же помыслите въ себе, кого хощете, да азъ поставлю и вамъ въ себе место игу­мена?» То же слышавъше, братия въ велику печаль и плачь въпадоша, и по сихъ излезъше вънъ и сами въ себе съветъ сътвориша, и яко же съ съвета вьсехъ Стефана игумена въ себе нарекоша быти, доместика суща цьркъвьнааго.

     Таче пакы въ другыи дьнь блаженыи отьць нашь Феодосии, призъвавъ вьсю братию, глагола имъ: «Чьто, чада, помыслисте ли въ себе, еже достоину быти въ вас игумену?» Они же вьси рекоша, яко Стефану достоину быти по тебе игуменьство прияти. Блаженыи же, того призъвавъ и благословивъ, игумена имъ въ себе место нарече. Оны же много поучивъ, еже покарятися тому, и тако отпусти я, нарекъ имъ дьнь проставления своего, яко въ суботу, по възитии сълньца, душа моя отлу­читься от телесе моего. И пакы же призъвавъ Стефана единого, учааше и, еже о пастве святааго того стада, не бои не отлучашеся от него, служа тому съ съмерениемь, бе бо уже болезнию лютою одьрьжимъ.

     И яко же пришьдъши суботе и дьни освитающу, посълавъ блаженыи призъва вьсю братию, и тако по единому вься целова, плачющася и кричаща о разлучении таковааго имъ пастуха. Блаженыи же глагола имъ сице: «Чада моя любимая и братия! Се бо и утробою вься вы целую, яко отхожю къ владыце, господу нашему Исусу Христу. И се вамъ игуменъ, его же сами изволисте. Того послушайте, и отьца того духовьнааго себе имеите, и того боитеся, и по повелению его вься творите. Богъ же, иже вься словъмь и премудростию сътвори, тъ васъ благослови и сънабъди от проныриваго без беды, и неподвижиму и твьрьду, яже къ тому веру вашю да съблюдеть въ единоумии и въ единои любъви до последьняаго издыхания въкупе суще. Дай же вамъ благодать, еже работати тому бес прирока, и быти вамъ въ единомь теле и единомь духомь въ съмерении сущемъ и въ послушании. Да будете съвьрьшени, яко же и отьць ващь небесьныи съвьрьшенъ есть. Господь же буди съ вами! И о семь же молю вы и заклинаю: да въ ней же семь одежи ныне, въ той да положите мя тако въ пещере, иде же постьныя дьни пребываахъ, ниже омываите убогаго моего тела, и да никъто же от людии мене, нъ вы едини сами да погребете въ прежереченемь месте тело се». Си же слышавъше братия от устъ святаго отьца плачь и сльзы изъ очию испущааху.

     Блаженыи же пакы утешая глаголааше: «Се обещаюся вамъ, братия и отьци, аще и телъмь отхожю от васъ, нъ ду­хомь присно буду съ вами. И се, елико же васъ въ манастыри семь умьреть, или игуменъмь къде отсъланъ, аще и грехы будеть къто сътворилъ, азъ имамъ о томь предъ богъмь отвещати. А иже отъидеть къто о себе от сего места, то же азъ о томь орудия не имамъ. Обаче о семь разумеите дьрьзновение мое, еже къ богу: егда видите вься благая .умножающаяся въ манастыри семь, водите, яко близь владыки небесьнааго ми сущю. Егда ли видите скудение суще и вьсемь умаляющеся, тъгда разумейте, яко далече ми бога быти и не имуща дьрьзновения молитися къ нему».

     Таче и по глаголехъ сихъ отпусти я вънъ вься, ни единого же у себе оставивъ. Единъ же от братие, иже вьсегда служааше ему, малу сътворь скважьню, съмотряше ею. И се блаженыи въставъ и ниць легъ на колену, моляше съ сльзами милостивааго бога о спасении душа своея, вься святыя призывая на помощь и наипаче же — святую владычицю нашю богородицю, и тою господа бога спаса нашего Иисус Христа моля о стаде своемь и о месте томь. И тако пакы по молитве възлеже на месте своемь и, мало полежавъ, таче възьревъ на небо, и великъмь гласъмь, лице весело имыи, рече: «Благословленъ богъ, аще тако есть то: уже не боюся, нъ паче радуяся отхожю света сего!» Се же, яко же разумети есть, яко обавление некое видевъ, сице издрече. Яко потомь опрятавъся и позе простьръ, и руце на пьрьсьхъ крьстообразьне положь, предасть святую ту душю въ руце божии и преложися къ святыимъ отьцемъ.

     Тъгда же братия сътвориша надъ нимь плачь великъ и тако, възьмъше того, понесоша въ цьркъвь, и по обычаю святое пение сътвориша. Тъгда же, акы не от коего божьствьнааго явления, подвижеся верьныихъ множьство, и съ усьръдиемь сами придоша и беша предъ враты седяще и ожидающе, донъдеже блаженааго изнесуть. Благоверьныи же князь Святославъ бе не далече от манастыря блаженааго стоя, и се виде стълъпъ огньнъ, до небесе сущь надъ манастырьмь темь. Сего же инъ никъто же виде, нъ тъкъмо князь единъ, и яко же от того разумети проставление блаженаго, и глагола сущимъ съ нимь: «Се, яко же мьню, дьньсь блаженыи Феодосии умьре». Бе бо прежетого дьне былъ у него и виделъ болесть его тяжьку сущю. Таче посълавъ и уведевъ истее преставление, плакася по томь много.

     Братии же врата затворивъшемъ и никого же пустящемъ по повелению блаженааго, и беша приседяще надъ нимь и ожидающе, донъдеже разидуться людие, и тако того погребуть, яко же самъ повеле. Беша же и боляре мнози пришьли, и ти предъ враты стояще. И се по съмотрению божию пооблачилося небо, и сънидедъждъ. То же ти тако разбегошася. И абие пакы дъждь преста и сълньце въсия. И тако того несъше въ прежереченую пещеру, положиша и, и запечатьлевъше и отъидоша, и безъ брашьна вьсь дьнь пребыша.

     Умретъ же отьць нашь Феодосии въ лето 6000 и 582, месяца майя въ 3, въ суботу, яко же прорече самъ, въсиявъшю сълньцю.